Но лет после четырех -- воспоминаний становится очень много. Тут и еда из садика, и вообще обстановка в садиковской группе (и дедушка Ленин на стене, и бордовый ковролин в "игровой части" по периметру группы буквой Г, и разное другое), тут и прогулки с мамой, и походы каждый день на уколы, когда у меня было воспаление легких в шесть лет. И перелом ноги в пять (почти шесть). И плаванье на речке. Еще с кругом -- а, значит, это точно до семи (в первый день лета, когда мне было семь, я поплыла без круга). Так что, наверное, можно считать, что с четырех лет я себя помню постоянно. Наверное, потому, что я помню не только какие-то яркие вспышки-моменты, а и самые рядовые, самые бытовые случаи.
Так что если делиться самыми первыми воспоминаниями, воспоминаниями до того, как я помню себя "постоянно" -- это надо, наверное, рассказывать про воспоминания до садика (в садик я пошла в 4 года и 4 месяца). А таких, кстати, тоже не так и мало, оказывается))
С этой фотографии учитель в бабушкиной школе нарисовал портрет. И огромный портрет в золотой раме висел у бабушки дома. Сейчас этот портрет у меня дома стоит за шкафом на кухне. Может, он уже испортился? Не знаю, не хочу смотреть. На фото мне год.
Самое первое воспоминание -- не отрывок и не событие, а картинка. Я вижу елку. Елка до потолка! В квартире довольно темно, но не слишком. Свет идет откуда-то сбоку. Похоже, свет не в моей комнате, а в коридоре или где-то еще. Елка очень высокая, очень-очень. Игрушки на ней разглядеть не могу. Елка в углу комнаты. Вокруг елки -- перевернутые стулья, повернутые ножками к елке.
Когда я рассказывала эту картинку маме, она сказала, что я этого помнить никак не могу. Перевернутые стулья были вокруг елки, когда мне было восемь месяцев. Мне разрешали ползать по полу, а чтобы я не подползла к елке -- вокруг нее были эти самые стулья. Новый 1982 год.
На фото мне 10,5 месяцев -- фото к 8 марта 1982 года. Я, моя мама и ее мама.
До моих трех лет мы жили не в той квартире, которую я помню, а в той, которую я не помню, возле универа. Я действительно не помню ни нашу квартиру, ни наш дом -- совсем совсем.
Помню какую-то чужую квартиру, с огромной собакой. Собака была добрая, кажется, светло-коричневая, с большими ушами. Она встречала меня на пороге, и бежала внутрь квартиры. Я почти уверена, что это было не один раз, а постоянно. В квартире возле дивана стояла табуретка, на табуретке шприцы. Стоит логически предположить, что на диване был больной человек. Но человека не помню. Помню лекарства на табуретке и большую добрую собаку. Я с собакой была одно роста -- было удобно обнимать ее за шею. Это точно было в старой квартире, а соседи эти жили ниже нас, чтобы дойти до дома, надо было пройти мимо их двери.
В следующем воспоминании по всему выходит, что мне было около двух. Была зима. Мы были дома. Родители что-то разговаривали, а я тихо в уголочке играла с погремушкой. Погремушка была большая, самая обычная -- в виде шара на палочке. Оранжевая. И вот погремушка треснула. А из нее посыпались маленькие беленькие шарики. Это они гремели в погремушке. Очень интересные шарики. Я стала их изучать. Дальше не помню. Только знаю по рассказам родителей.
Следующее, что помню -- я у папы под мышкой. Буквально подмышкой, потому что весь мир перевернут, я лечу головой вперед и вижу елки. Елки, и фонари. И снег. Снег хрустит под папиными ногами, снег падает в огнях фонарей. Это очень красиво. Я думаю, что это елки, которые растут возле первого корпуса. И тогда они были еще не такими уж большими. Небольшие такие елочки.
А потом мы с папой в яркой-яркой больнице. И мне таким прибором -- я помню этот прибор! палочка с проволочной петелькой на конце -- достают из носа шарик.
Все время, пока папа бежал до больницы, по рассказам родителей я не могла дышать, потому что закатила себе в нос шарик от погремушки. Наверное, все-таки немножко могла, раз как-то восторгалась елками.
Это мое первое фото. Тут мне, конечно, еще около месяца, и, конечно, из такого уж возраста я ничего не помню.
У меня до 8 класса все было очень-очень плохо с простудными. Я могла по три месяца зимой болеть. Горчичники, ноги в горячей воде с горчицей, дышать над кастрюлей с картошкой под одеялом. Горячее молоко с медом, маслом и содой. Это все -- были мои постоянные спутники, я это очень хорошо помню.
Один год я в очередной раз была больная (и было это уже во взрослом возрасте, классе в 7-8). Зима была холодная, а в доме, как это у нас бывало, не топили. Короче, мама с папой раскопали на антресолях настоящий туристический спальный мешок. Чтобы я ночью не могла раскрыться и замерзнуть. Меня положили в мешок. И этот мешок мне что-то напомнил. В голове буквально что-то щелкнула. Я протянула руку, и из одного из закутков мешка между швами достала маленькую деревянную куколку. Я не шарила по мешку, ничего. И я не нащупала ее, а потом достала. Я просто ее достала.
Я ее спрятала туда в очень маленьком возрасте. Никто не знает когда, но опять же, скорее всего, в год.
Несколько ярких воспоминаний связано с нашим переездом из старой квартиры в новую. На фото мне как раз примерно столько.
Итак, новая квартира. Мы еще живем в старой. Но я и мама, мы приехали на новую квартиру -- посмотреть. Я даже помню, что была какая-то ранняя весна, начало апреля, наверное. Снега уже не было почти, но было жутко страшно холодно, и дул ужасный ветер. На улице было очень серо. Мама заперла меня в новой квартире, а сама ушла на остановку встречать бабушку. Сначала я посмотрела на огромные встроенные шкафы. Их было два. Один в спальне, один в коридоре. Они реально были огромные. Я в них все излазила, обежала всю квартиру. А мамы реально не было очень долго. В замочную скважину дул-завывал ветер. Я села возле входной двери и говорила-звала в замочную скважину: "Мама, мамочка, где ты?"
Мне не было страшно. И не было какого-то чувства, что меня бросили или оставили. Ничего такого. Мне было просто очень-очень скучно. По воспоминаниям кажется, что я ждала маму час или два. Или, может, три. В пустой квартире, где ничего не было, и только мы с ветром завывали друг другу навстречу в замочную скважину.
А еще у меня был зеленый пластмассовый крокодил. Он маленько мог засунуть нос в замочную скважину. И я его грызла.
Мне года два. И мы на даче. На даче у нас течет речка. И бабы там полощут белье. А еще взрослые в нее прыгают купаться после бани. Баня у дядь Лени на даче. Потом, позже, речка заболотилась, и стала вся в тине и ряске. А тогда еще дядь Леня со своим сыном Колькой плавал по речушке на лодке, они там расставляли сетки (я не знаю, как правильно называются такие сетчатые ловушки), а в сетки ловилась рыба. И речка была чистая, в ней купались. Короче, в тот раз я представила, что я та самая баба, которая полощет белье. Пришла на речку с ведерком и давай его полоскать. А потом ведерко набралось воды, стало тяжелым, и выскользнуло из руки. Я за ним.
Следующий кадр -- папа выловил меня из воды. Потому что у речки не было неглубокого места. Сразу от берега взрослого скрывало с головой.
Моей сестре Ольге тоже быть бы утопленницей, если бы не папа. Мы чинно-мирно шли всей семьей. Ольге, наверное, почти два. А мне почти четыре. Мы прыгали по лужам. Потому что мы были в высоких резиновых сапогах -- и это было очень-очень в кайф. А Ольга прыгнула в лужу, а под лужей каким-то образом оказался незакрытый люк. Ольга с головой провалилась в яму. Я помню это, как Ольга начинает скрываться в луже -- и реально скрывается с головой. Это было на улице Орджоникидзе, как идти от перекрестка с Фрунзе к кинотеатру Маяковского. Папа шел с мамой под ручку, намного позади нас. Но Ольгу он ухватил как-то, вытащил. И мы все срочно побежали домой.
А еще я очень хорошо помню, как дед выводил из гаража машину. И я садилась за руль, и часами в этой машине "рулила", стоя на водительском сидении. Поскольку когда мне было четыре года, машина уже была не на ходу, и ее из гаража не выводили -- это точно было до четырех. Но я это очень хорошо помню. А вот чтобы мы на этой машине по-настоящему куда-то ездили -- вот этого не помню.
Машину потом продали, хоть она была и не на ходу. А гараж долго был еще у бабушки.
Еще помню историю с глажкой. И это мы уже в новой квартире, и, значит, мне года три.
Когда мы только переехали в новый дом, я почти сразу стала гулять одна. Я не помню, гуляла ли я одна в старом доме. Совсем не помню. Но в новом -- хорошо помню.
Мне можно было пойти в ту песочницу, которую видно с балкона, и там возиться. Я так и делала. Мне никогда не было скучно гулять одной, пока я не встретила мужа. Я гуляла одна в три -- возилась в песочнице. Я это очень-очень хорошо и ярко помню.
Я гуляла одна и в шестом, например, классе. Я очень любила по весне, когда снег на земле еще не растаял, а зато растаял снег на крышах гаражей, и солнце пропекало гаражные крыши почти до горячего состояния, прийти на гаражи, и лежать там, глядя в небо.
И в три я гуляла одна в песочнице, возилась там с песком, строила какие-то куличики. Когда я была одна -- я всегда рассказывала сама себе сказки. А когда пора было идти домой -- мама орала с балкона: "Катя, домой!" -- и я шла домой.
А потом я замуж вышла. И с тех пор я очень-очень редко гуляю одна. Вот и сейчас. На улице темень непроглядная. А муж говорит: пошли гулять, а? Так что я иду гулять на ночь глядя. Куда деваться-то?
На фото мне примерно 4.
